15 апреля 2016 года перестало биться сердце пламенного человека, патриота нашей Родины, известного Бахчисарайского краеведа, неутомимого поисковика и общественницы Александры Ефремовны ЗАЩУК — моего многолетнего единомышленника.
Благодаря ее настойчивости и целеустремлённости раскрыты многие неизвестные страницы истории Бахчисарайского района. В частности, произведена эксгумация и перезахоронение 411 жертв фашистской оккупации (1941-1944 годы) из так называемого «Бахчисарайского бабьего яра». Поиск погибших советских воинов-героев в период обороны Крыма 1941 года был целью ее многолетней скрупулёзной поисковой работы. Ею собраны неопровержимые свидетельства преступлений гитлеровцев во время Великой Отечественной войны на территории Бахчисарайского района.
Александра Ефремовна родилась 20 мая 1933 года, и будучи 11-летней девочкой-переселенкой (на основании постановления Государственного Комитета Обороны (ГКО) от 12 августа 1944 года № ГКО-6372с «О переселении колхозников в районы Крыма») была направлена в Крым в сентябре 1944 года вместе со своей семьей и тысячами других первых переселенцев из разрушенной войной Орловщины. Она испытала все невзгоды войны, оккупации, переселения, в первую очередь голод и другие многочисленные и неизбежные лишения военных и первых послевоенных лет.
Наравне со своими сверстниками, родителями, тысячами других переселенцев в Крым, она добросовестно исполняла свой гражданский долг и совершала трудовой подвиг, помогая фронту, а затем в мирное время поднимала сельское хозяйство полуострова.
Будучи очень наблюдательной и смышленой, обладая незаурядным писательским талантом, она написала серию рассказов о первых трудовых переселенцах в Крым военного 1944 года. Причем свои рассказы изложила через призму своих детских воспоминаний и переживаний.
Многое написано о страданиях и лишениях крымских татар, переселенных из Крыма в 1944 году в контексте логики системы в эпоху великой войны (воспоминаниями, многочисленными фотографиями заполнен интернет и печатные СМИ), а вот о русских трудовых переселенцах в Крым 1944 года и первых последующих лет, осваивавших, поднявших из нищеты и военной разрухи полуостров, вы не найдете практически никакой информации. На фоне непомерно заангажированных памятных мероприятий, отмечаемых на государственном уровне на полуострове, связанных с переселением татар 18 мая 1944 года из Крыма, память о первых трудовых переселенцах в Крым из разрушенных войной русских областей, находится в незаслуженном забвении…
Поэтому рассказы Александры Ефремовны, можно сказать, единственное, редкое исключение, позволяющее в форме документально-художественного рассказа соприкоснуться с нашей малоизвестной историей, историей первых русских трудовых переселенцах в Крым 1944 года, восстановить еще одну страницу истории русского Крыма.
Интернет-публикация (учитывая требуемый объем текста) состоит из рассказа «Колючий каменный Крым» с некоторыми несущественными сокращениями и небольшого фрагмента из рассказа «И конина тоже мясо», соответствующего смысловой направленности первого произведения.
Считаю, что незаслуженно забытая память о трудовых переселенцах в Крым 1944 года и последующих лет, чьими великими трудами было поднято сельское хозяйство и чьи потомки стали коренными жителями полуострова, обязана быть восстановлена и сохранена, в первую очередь путем установления на государственном уровне в Республике Крым Дня памяти первых трудовых переселенцев в Крым, отмечать который надлежит 12 августа, в день, когда в 1944 году принято историческое постановление ГКО № ГКО-6372с «О переселении колхозников в районы Крыма»
Валерий Борисов
Заслуженный архитектор Республики Крым,
Почетный гражданин города Бахчисарая
КОЛЮЧИЙ КАМЕННЫЙ КРЫМ
А. Е. Защук
Темной сентябрьской ночью 1944 года на станцию «Бахчисарай» пришел эшелон с переселенцами из Орловщины. Фонарь слабо освещал привокзальную площадь, а на платформу, куда высадили переселенцев из грузовых вагонов, свет почти не доходил. Верка вместе со старшей сестрой помогала вытаскивать кое-какие пожитки, устраивая для себя ночлег. Ночь выдалась прохладной, и взрослые старались, как могли, одеть теплее детей. Только к утру успокоились и крепко заснули, но Верка не могла заснуть: Лида, лежащая рядом, все стягивала с себя платок, а утренняя роса стала оседать на волосах, делая их седоватыми. Верка, боясь, что сестра простудится, взяла рядом лежащее полотенце и повязала ей голову.
Из-за горы солнечные лучи осветили спящих на платформе людей. Вдруг бабий истошный плач с подвыванием пронзил территорию станции. Испуганно вскочили дети и тоже начали плакать. Они не понимали, отчего плачут их мамы и бабушки. А взрослые плакали из-за того, что их привезли на чужбину с Родины, где леса, полноводные реки, заливные луга. А здесь они увидели маленькие, с зарешетчатыми окнами, дома. Горы, покрытые выжженной травой, голые каменные утесы пугали их.
Оставив детей на платформе, женщины отправились к коменданту, чтобы отправили назад.
— Своя земля накормит, напоит и душу согреет, говорила Веркина мать.
— Не могу, — ответил комендант. – Не имею право. На переезд затрачены деньги, да и вагонов нет. Нет и домов, где вам жить.
Услышав это, женщины совсем растерялись.
— А что нам делать? Где нам жить? Посмотрите на платформу, там копошатся в тряпье дети. Дети! Понимаете? – крича, убеждали женщины коменданта.
Три дня жили переселенческие семьи на платформе. Изредка проезжали поезда, не давая покоя ни днем, ни ночью. А в это время пять женщин стали искать жилье. Приехали в село под Бахчисараем, испугались нависших скал над домами. Проезжали и другие села, и только через три дня нашли село в Альминской долине: речка, сады, домики, хоть и хилые, но есть.
На следующий день Верку и ее сестер разбудили рано. Ежась и подпрыгивая, стараясь согреться, они не понимали, что от них хотят. Совсем маленькие плакали, их укутали и посадили на подводы, стоящие у станции. Дорога была выбита, телегу так трясло, что сидеть было невозможно.
Проехав несколько километров, свернули налево, грунтовая каменистая дорога поднималась в гору. Железная дорога перегородила им путь – по ней шел товарный состав. Женщины в ожидании проезда поезда собрались в группы и смотрели с тоской вслед уходящему эшелону.
— Вот если бы он остановился, проговорила бабушка Мария и опять стала плакать.
— Не каркай, старая, — проговорила злобно невестка Мария. – Лучше за детьми присмотри. Светочку Славик не слушался, а что с него возьмешь.
Поезд ушел. Телеги тронулись в путь, но через несколько метров возчики проговорили: «Оставляйте малышей, а подростки пусть с вами идут – кони не потянут».
Верка, Таня и Лида конечно хвостиком за ними спрыгнули с телеги и пошли пешком. Дорога шла в гору. Обочины заросли незнакомыми кустарниками. Вот куст с резными листьями облит ярко-красным цветом – гроздочками плодов. Дети кинулись к кустикам. Но тут же отскочили – кусты усыпаны колючками. Но упорная Таня, которая была выше всех, ухитрилась нарвать плодов. Подала Вере.
— Мам, смотри, какие крохотные яблочки.
— Это боярышник, ответила она.
Рядом еще куст. Растопырив колючие ветки, он как бы охранял красные и зеленовато-оранжевые плоды, растущие на нем. Но подружка Нина все-таки нарвала спелых плодов в кармашек старого платья. Отчего всю дорогу чесалась: волосики-реснички впивались в тело.
— Не ешьте, это шиповник, его надо разломать и очистить, помыть, потом можно есть. Он лечебный, сказала мать Верки. – Бабушка Матрена говорила, что из него делают много вкусных вещей и лекарство.
Поднявшись в гору, недалеко от дороги увидели грушу, но на нее сначала не обратили внимания, их привлекло незнакомое дерево: каплевидные ягоды багрово-красного цвета падали под кусты и дети стали их собирать, кто во что мог.
— Это кизил, — объяснил возчик. Только он здесь дикий, оттого маленький такой.
А дикая груша, небольшая и желтая, сверху плотная, а в середине мягкая, рассыпчатая и сладкая, понравилась детям. Они и взрослым набирали утолить голод. Утром только пустой кипяток выпили с кусочками сухарика.
Бегая, детвора почти осталась босиком. Камни, колючая трава, да роса под деревьями, еще не съеденная солнцем, превратила обувь в тряпье. А обувь — тапочки, сшитые из отходов тряпья и вязаные остались без подошв.
Занозы в подошвах, сбитые о камни пальцы ног, сочилась кровь. В пылу азарта, бегая за ягодами и плодами, они не обращали на боль внимания, только постанывали. Усмирили детвору. Хлюпая носом, дети просили взрослых перевязать пальцы, вытащить занозу.
Выше на горе кустарники остались только колючие и без плодов, с круглыми сережками – держи-дерево. А тут еще на один из кустов села птичка, переливаясь всеми цветами радуги, с красивым хохолком. Такой птички у себя дома не видели. Она прыгала с кустарника на кустарник.
— Смотрите, смотрите, закричала Лида. – Какая огромная бабочка, таких у нас не было.
Посреди кустов не летела – порхала птичка с широкими крыльями, так похожая на бабочку: яркая, пестрая окраска усугубляла сходство с ней. Особенно ее украшал хохолок – ярко-рыжий с большими и черными пятнышками, и пестринками.
Прыгающая Лида чуть не наступила на такую же, но распластавшуюся на земле, раскрывшую крылья и поднявшую вверх клюв.
— Это удод, объявил подошедший мужчина с ружьем и собакой.
Собака ринулась к птице и тут же бросилась прочь.
— Видимо птица выбросила едкую, сильно пахнущую струю с испражнением, — проговорил он. – Ее запах отгоняет и собак и кошек, этим он защищается.
Возчики уже стояли на горе и кричали, чтобы быстрее поднимались, а то так и до вечера не доедем. А им еще возвращаться нужно.
— Вы что, удода не видели? Что рты разинули?
— Удод, — произнесла Верка протяжно. И тут же крикнула:
— А я думала – попугай!
Все расхохотались. И взрослые и дети забыли на время про тяготы жизни.
— Не горюйте! – крикнула Вера. Ведь не на смерть же едем.
Но взрослые были недалеко от истины. Голодные годы поджидали их. И те ягоды, которые собирали дети, да дикие плоды будут единой пищей в некоторые дни.
— Садитесь вся детвора на телеги. Здесь дорога вниз с горы, проговорил извозчик, что вез семью Верки.
Огляделись вокруг. Перед ними лежала корытообразная долина. Вдали деревенька.
-Приехали! – радостно закричали дети.
— Нет, — строго сказал извозчик. – Нам еще ехать далековато. Вот проедем село Биюк-Яшлав, в стороне останется Казби-Эль.
-Знаем – проговорил отец стоящий рядом. Он всегда молчал, когда ему не было что курить. – Мы были здесь. Здесь поселились некоторые семьи из нашего эшелона.
Проехали село. За ними увязалась небольшая худущая собачка. Дети со всех подвод звали ее, и она обрадовалась, видимо, их вниманию. Перебегала то от одной подводы, то к другой. И называли ее по-своему каждый, но осталось ей имя Приблуда.
Выезжая из долины, поднялись на ровное плато. Ковыльная степь расстилалась перед нами, небольшой ветерок превращал его в морские волны, хотя цвет его был осенний, буро-серый. А вдали то голубым, то стальным цветом переливалось настоящее море. Подводы остановились. Все зачаровано смотрели вдаль. Казалось, вот оно, совсем близко.
— Чего стоим, — проговорила мать. – Приедем, все посмотрим на море. Не из вагона через решетку. А поплещемся.
Стали спускаться в долину. Здесь сады по всему ложу долины. Серебристая змейка реки причудливо разрезает сады и болота, образуя их в разные конфигурации.
— Смотрите! – сказал извозчик. Одно село? Но нет, здесь два села. Здесь Черкез-Эль, а там, где от долины в обе стороны располагается ущелье, другое село Кочкар-Эль. А ущелье на нашей стороне называется Аг-Коба – Лошадиное ущелье. А напротив него Канд-Жилга – Кровавое ущелье. Я живу здесь с детства, и их так татары называли по-своему, а правильно Курд-Жилга.
— А почему Кровавое ущелье? – с любопытством спросила Верка.
— Подрастешь – узнаешь. Это тебе всю жизнь жить здесь, вот и изучишь историю сел. Теперь ущелье называется Степанова балка, якобы здесь погиб, защищая село, солдат советский по имени Степан.
— О, гора-то на шляпу похожа! – закричала Вера, показывая на круглую гору, возвышающуюся над долиною.
Шляпой ее и назвали русские. По преданию, когда долина была морским заливом, здесь приставали корабли. В каменных стенах долго находили железные кольца и крючья. Якобы в наших местах затонул корабль с сокровищами. И называется гора Кыршавлу-Оба.
Проехав первое село, остановились у огромных деревьев с большими листьями и небольшими плодами зеленого цвета.
— Смотрите, — прокричала девушка Аня с одной рукой без кисти. Там, на Родине, оставила она ее. Уходя, немцы стали раскидывать на дорогах небольшие мины в виде палочек, игрушек. И вот однажды, ехав на санях, Аня управляла лошадью. Увидела она красивую палочку, схватила ее, чтобы подгонять коня. Взрыв и все, больше не помнила ничего. Фронтовой врач спас ее. Держась одной рукой за ветку дерева, она, словно обезьянка, ловко прыгнула на другую. Поменяла руки и стала рвать круглые незнакомые плоды. Понюхала. Запах совсем незнакомый, и засунула плод в рот. Её дикий крик испугал всех. А Аня выбрасывала из карманов плоды, что нарвала, плевала и плакала, изо рта тянулась коричневая слюна. Все испуганно смотрели на нее. Но здесь подскочила сторожиха сада и закричала:
— Не выкидывай, это орехи, грецкими называются! Это зеленая кожура, посмотри, что в середине.
Она поднесла несколько орешков с потрескавшейся кожурой, очистила. На ее руках появились твердые с рубцами орехи. Потом разбила их камнем. Внутри морщинистое ядро из двух половинок.
— Идите, я вас угощу, и каждому дала по ядру. – Вкусно?
Все с облегчение вздохнули и стали хохотать. Коричневые губы Анны тоже заулыбались, и она хохотала со всеми.
У дороги стояли корзины с яблоками, грушами. Краснобокие яблоки, янтарные груши издавали такой аромат, что не удержались и стали есть, даже маленьких детей сняли с подвод. Здесь подошел к ним немолодой мужчина, проговорил:
Добро пожаловать в наш колхоз «Ленинский путь», — и, повернувшись к сторожихе, сказал: — Катерина, хорошо придумала, что принесла угощение.
— Да знаю я, как они намучились, — вздохнула Катерина, и глаза ее повлажнели. – Ведь давно ли и мы испытали то, что испытывают они сейчас…
Определили дом, комнаты с земляными полами наверху, внизу подвал.
— А как же мы будем мыть? — спросила Таня.
— А здесь не моют. Смешивают глину с коровяком и мажут пол, сказал председатель.
А где же мазать, когда весь пол в ямах? Смотри, мама, а там клочья овечьей шерсти, да и в подвале такая же картина, — заметила Таня.
— А что, они хранили шерсть в ямах? – недоуменно произнес отец._ — А смотрите, хоть окошечки и маленькие, а они в железных решетках, да стекол нет. Где их брать придется? Искать, чем забить их. Ночью холодно будет, — продолжал отец, — кроватей нет, придется от старого сарая оторвать доски и делать топчаны. На полу спать – блохи замучают, их тут тьма.
Пришла соседка Анна:
— Сходите на склад, там есть кое-какая посуда.
— А ну ее, махнула рукой мать.
— Ну, пойдем вместе, — тянула мать Анна.
Пошли, через несколько минут мать приходит грустная темнее тучи.
— Не могу взять, там только один медный тазик. Чужое оно. А у нас в роду чужим не пользовались. Ложки есть, кое-какая посуда своя. А там отец из дерева сделает…
Вдруг громко заплакала маленькая Нюра. Все повернулись. Она сидела одна в уголку на узлах.
— А где Таня? – спросила мать детей.
— Не знаем.
Стали звать, она не откликалась.
— Лида, смотри за Нюрой и Надей, а ты, Вера, иди, ищи Таню. Что это с ней?
Вера обошла весь дом, двор и вдруг услышала за сараем плач. Плакали навзрыд, приговаривая: «Зачем я это сделала? Зачем? Теперь мы умрем здесь».
Верка тихонечко отошла и попросила подошедшую мать:
— Мама, только тихо и не ругай ее.
Подошли к сараю. Таня сидела съежившись, обняв колени руками, положив на них голову. Раскачиваясь из стороны в сторону и не обращая ни на кого внимания, продолжала по-бабьи причитать. Мать подошла тихо, обняла ее со словами: «Ну, хватит, кто тебя обидел?»
— Нет, никто, — произнесла сквозь слезы дочь. – Это я всех обидела. Если бы не я, мы бы не приехали в этот каменный колючий Крым. Ведь дедушка приехал из эвакуации, и мы бы построили дом. Ведь у нас все лето ягоды, малина, костяника, голубика и все не колючее, а сколько грибов!
— Да причем тут ты, — мать ласково провела ладонью по голове дочери, что редко бывает. Ведь нас все равно отослали бы. А что тебя записали на один год раньше, то ты все равно несовершеннолетняя.
Они сидели под стенами каменного сарая и трое горько плакали. Девочки как цыплята уткнулись под руки матери, а она руками все теснее прижимала их к себе.
— Вы чего сырость развели? – раздался голос отца, — Слышите? – Из дома доносился плач.
— Вы что, забыли о них?..
Зиму кое-как прожили. Отец сделал ручную мельницу. В большие чурки набивал чугунные осколки, соединив их кожухом. Мололи, что доставали. Собирали осенью на оставленных огородах остатки початков кукурузы, фасоль, выкапывали лук. Собирали ягоды боярышника, сушили, мололи, добавляли к муке в лепешки. Они становились розовыми и хорошо пахли. А бабушка Мария еще добавляла полынь…
Они еще не представляли, какие трудности их ожидают в этом чужом краю.
