Широко известна история писателя Юрия Юрченко, которыйпокинул Францию, где жил, чтобы помочь ополчению Донбасса, и попал в плен к украинским боевикам. Меньше известен его коллега — поэт из Словакии Мирослав Рогач, который перед приездом в Донбасс жил и работал в Великобритании.
Поэт Мирослав Рогач не смог спокойно оставаться дома, когда неподалеку шла гражданская война. Не позволила совесть. В Донецк он приехал 4 июля 2014 года, а 6 июля поступил в армию Донецкой народной республики. Более месяца спустя, 19 августа его отряд получил информацию о том, что школу № 14 в Иловайске заняли украинские войска. Миро пошел проверить эту информацию.
«Это было слишком близко от нашей базы, и солдаты моего отряда должны были отстаивать линию наблюдения как раз недалеко от этой школы. При проверке я встретил своих людей и хотел встретить командира того отряда, который должен так прикрывать, но через линию встретил бойцов батальона «Донбасс». И вот, приняли меня, — рассказывает он».
Пытки в украинском плену — не новость. И Миро Рогач их не избежал.
«Переломали ребра. Это только первый день. Потом, если били по морде или какой-то палкой по башке, — это уже было нормально. Почти, — вспоминает он. — Вопросы задавали стандартные: имя, отряд, зачем пошел воевать, почему именно попал в Донбасс. Я отвечал: потому что люди для меня – это все. В том числе, и люди Новороссии. Я решил помочь людям Новороссии, потому что им никто не помогал».
В плену Мирослав познакомился с известным писателем Юрием Юрченко.
— Его (Юрченко. — авт.) посадили в шкаф, в котором сидел я. Юрченко привезли в очень тяжелом состоянии: у него нога была сломана, ребра, весь в крови, — рассказывает Рогач.
Вместе с Юрченко привезли еще семерых ополченцев и посадили в неработающий большой холодильник.
«Они подвергались еще большим пыткам, чем мы, — продолжает Мирослав. — Нас как-то все же немного берегли. Может быть, спасибо за это грузинам, которые старались как-то по-солдатски обращаться с нами. А ребят просто пытали. Брали спички, прижигали… Ребра у них тоже были поломанные. Ножи им повтыкали в ноги. Им было не больше восемнадцати лет, максимум девятнадцать. Мальчишки, просто мальчишки».
Не забыл Рогач и о единственном украинском военном, что отнесся к ним по-человечески.
«Зашел в этой шапке с прорезями для глаз, которыми они лицо скрывают, посмотрел на нас тихо несколько минут и ушел, — говорит Мирослав. — На следующий день этот пацан пришел уже без шапки, принес печенье, конфетки, сказал: «Ну вот, ребята, вам». Нормально общался, как человек с человеком. Я в его глазах не увидел ненависти, там был интерес, кто мы такие на самом деле. А несколько дней спустя этот молодой человек уходил на фронтовую линию. Пришел только попрощаться. С улыбкой, как с друзьями. Я тогда понял, что мне больше не воевать, потому что у меня сын старше этого пацана. Просто не поднять оружие. Я бы не смог больше».
Его обменяли в Донецке 4 сентября. Воевать Миро действительно больше не пошел.
Сейчас жизнь продолжается. Но на поддержку государства раненым и погибшим в Донбассе его товарищам надеяться не стоит. Вместе с Миро воевали еще с десяток человек. Двое из них погибли, некоторые были ранены. Ни эти люди, ни их семьи ничего не получили.
